|  HOME  |  GALLERY | ARTISTS | SHOP | ARTICLES | EVENTS | FILMS | ORDER | LINKS | CONTACT | 
Igor Metelitsin Gallery
  ARTICLES  

« Back   
’Надёжному куску объявлена вражда’....

журнал "Интервью", март 2010
текст: Галина Ильина

Семь лет арт-дилер ИГОРЬ МЕТЕЛИЦЫН работал от звонка до звонка, а уже 30 – сам себе хозяин. В его трудовой книжке лишь несколько скупых записей. А жизнь тянет на авантюрный роман…

В полутемном зале ресторана среди множества гостей – людей творческих, известных, – первым я увидела Игоря Метелицына. Может, свет так причудливо падал, выгодно его подчеркивая, – не знаю. Глаза – веселые, добрые, но в то же время с легким таким налетом цинизма, выдавали в нем оптимиста, невероятного жизнелюба и уверенного в себе человека. Одним словом – харизма! Мимо не пройдешь…

- Меня еще в молодости друзья называли романтический циник. У человека по большому счету есть какие-то базовые принципы. Если он их не нарушает, то должен кайф ловить от жизни. Я четвертый раз женат, я поменял страну - и непонятно было, можно ли  вернуться. Но какая бы фигня ни была, просто веди себя как человек, и у тебя не будет угрызений, и кайфуй, потому что если ты все будешь делать правильно, то вокруг тебя будут правильные люди. Это мое кредо. Ну и почему не радоваться жизни?

 

То есть вы считаете себя успешным человеком?

Я считаю себя успешным человеком.

 

Интересно, а мог быть другой вариант развития событий? Ведь жизнь у вас очень насыщенная…

Конечно, мог быть. Кстати, он совсем недавно был очевиден, когда я на 51-м году жизни без трусов вышел на улицу после очередного развода - американского.

 

Разводиться женщине, я думаю, надо только в Америке.

О да! Хотя у меня был там относительно мирный развод, но все равно материально это оказалось очень жестко. И пришлось начинать с нуля. Это было, как ни странно, очень легко перенесено. Наверно, из-за профессии. Когда я решил стать арт-дилером много лет назад, я понимал, что никакой стабильности не будет. Есть такая формула, может быть, несколько романтичная, но по сути очень точная – у Пастернака: «Исчадья мастерских, мы трезвости не терпим. Надежному куску объявлена вражда. Тревожный ветр ночей – тех здравиц виночерпием, Которым, может быть, не сбыться никогда». Поэтому никаких потрясений не было. Но всегда было и остается желание заниматься тем, чем хочется.

 

А это вы давно для себя решили? Еще в школе?

Единственно, что я в школе знал – это как мой папа ездит на троллейбусе каждый день на работу в одно и то же место. И мне почему-то – без всяких на то оснований – казалось, что вот этого я делать не буду никогда. Но в Советском Союзе выбор был маленький. Я пошел в Высшую мореходку одесскую. Это было престижнейшее учебное заведение, люди плавали за границу, получали валюту и жили, как короли.

 

И вы тоже думали, что будет кругосветка, романтика?

Нет, я просто жил в Одессе. Это был специфический город, где две части наиболее обеспеченных людей – цеховики и моряки. Я поступил на факультет автоматики мореходки, где на 50 человек было 26 медалистов. Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю одну вещь: если ты чего-то очень хочешь, то тебя Создатель будет вести по этому пути, но ты не должен бояться трудностей. Он как-то выравнивает все эти вещи. Из мореходки мне пришлось уйти, потому что визу не открыли - из-за 5-го пункта. Тогда я стал искать такую область, которая больше была бы связана не столько с техникой, сколько с людьми. А так как мои родители строили Братскую ГЭС с первой палатки, и я это все видел, мне показалось это интересным. Я окончил строительный институт и поехал на Зейскую ГЭС. Сейчас, возможно, смешно звучит, но это как у Джека Лондона: приехал пацан молодой, и он за три года стал мужчиной. Все было жестко, сложно, но я ни одного дня не жалел, что там три года провел. Потом год работал в Братске. Зея – это была такая законсервированная романтика, то есть были 80-е годы, а не 60-е. А в Братске я вдруг понял, что этот путь - в никуда. И интуитивно стал искать в рамках своей профессии какое-то движение вперед, и пошел в Братский индустриальный институт младшим научным сотрудником, через год поступил в аспирантуру, за три года защитил диссертацию и стал работать доцентом. По сути 21 год я занимался строительством. Благодаря этой специальности я, собственно, в Америке пережил достаточно легко адаптацию. С 93 года я бросил все и стал заниматься только арт-дилерством. То есть у меня всего два занятия было в жизни. Я был строителем практическим, потом - научным сотрудником и преподавателем, потом стал арт-дилером. Вот я подсчитал, что работал по звонку всего 7 лет, а 30 – я уже выбрал такой образ жизни, чтобы быть максимально самостоятельным.

 

НЬЮ-ЙОРК, НЬЮ-ЙОРК…

В Америку я уехал по израильской визе – у меня мама еврейка. Естественно, в Израиль ехали 3 процента, а 97 заворачивали в Штаты. Я никогда не собирался эмигрировать – хотя жил в городе, откуда больше всего эмигрировало. Но в один момент я вдруг себе сказал: слушай, да я, пожалуй, уеду. А как уехать? Это было совершенно невозможно. Потому что я был третий раз женат, платил женам алименты, денег никаких не было, квартира 11, 2 кв.м, в которой мы жили втроем. Надо было разрешения брать у двух жен, у бывшего мужа моей жены на тогдашний момент – там ребенок у нее был, и самое главное – надо было откупаться от них всех: никто ж просто так не отпускал. И плюс еще оказалось, что у моей жены на тот момент был родственник в органах. Но я нашел человека, который торговал вызовами. И он мне сказал: ну зачем вам это надо, молодой человек? Заведите себе кооператив. Это было в 88-м году, когда это только начиналось. Я не шил джинсы, не открыл видеосалон, а прямо по своей специальности сделал научный кооператив. И очень быстро стал зарабатывать довольно большие деньги по тем временам. Я мог купить себе квартиру, но, оказывается, не хроническое отсутствие денег было раздражающим фактором. Наверное, я понял, что мне скоро будет 40 лет, а я ничего не видел. И вторая вещь, которая меня поразила, - разгон демонстрации в Тбилиси, когда в ход шли лопатки саперные. Я тогда решил, что уеду. Там было много всяких обстоятельств, которые ложились, как в карточной игре: выпадал в каждом последующем шаге единственно возможный вариант. И я через Австрию, Италию в 89-м приехал в Штаты. По всей видимости это был правильный шаг, потому что я никогда не пришел бы к идее заниматься арт-дилерством. Он достаточно редкий среди русской эмиграции в Штатах – наверно, там тысяч 30 врачей и столько же юристов, это высокооплачиваемые специальности. Но русскоговорящих арт-дилеров, которые чего-то стоят, на всю Америку, думаю, 3-5 человек.

Денег у нас не было, когда мы приехали. Но ничего, слава богу. Мне повезло, буквально месяцев через шесть такого колотья – в силу того, что мои научные статьи оказались опубликованы в Штатах - я попал сразу на инженерную работу при муниципалитете Нью-Йорка с приличным окладом. Я был довольно большой начальник в своей отрасли - в подчинении у меня было 8 или 9 инженеров американских. Языка я не знал совсем, мог делать только технические переводы. Но стал учить его плотно. Мне помогло то, что в американской фирме по-русски никто не говорил. И проработал я так три с половиной года. И когда появилась хоть какая-то материальная возможность, я тут же все бросил и занялся вот таким авантюрным делом.

 

ЗАГОТОВЬ ДРОВА

Это был случай?

Да. Но это был такой случай, когда говорят – а, он везунчик! Я говорю иначе: тебе бог пошлет искру, но ты заготовь дрова. Через 4 месяца после приезда я познакомился с Эрнстом Неизвестным, абсолютно с улицы. Я прочитал в «Новом русском слове», ведущей эмигрантской газете, что Неизвестный собирается строить три памятника – в Воркуте, Екатеринбурге, откуда он родом, и Магадане. А я был специалистом как раз по такого рода бетонам – морозостойким повышенной текучести. И я решил ему помочь – абсолютно бескорыстно. Нашел в телефонной книге его номер, позвонил и пришел к нему со своими статьями, дипломами и аттестатами. Он буквально за три минуты понял, что я в этом гораздо больше разбираюсь, чем он. И вот с этого началось наше сотрудничество. Меня, конечно, поразил масштаб, потому что я таких людей не встречал и близко с ними не общался. И я затеял довольно авантюрное дело – поставить памятник 200-летию Одессы работы Эрнста Неизвестного. И мы действительно сделали это. Там заработков никаких не было, но я получил очень серьезную школу. И вот как только подвернулась возможность – моя жена-врач нашла работу, я свою бросил и стал заниматься с Эрнстом Неизвестным. А в 94-м году начал работать с Мишей Шемякиным. И говорю всегда: я прошел школу с Эрнстом Неизвестным, а аспирантуру - с Шемякиным. В начале 90-х они казались как Дали и Пикассо – отсюда, из России. Я быстро понял, что на энтузиазме не выедешь – надо учиться. Наверно, эта способность к быстрому самообразованию и привела к тому, что когда я с 93-го года стал плотно работать в России - я, пожалуй, единственный в этой стране начал действовать как западный дилер.

 

Вашей успешности, наверно, помогло то, что вы и гуманитарий, и технарь одновременно…

Я, конечно, гуманитарий. Но ученые звания и степень в технических дисциплинах, я считаю, по большому счету явились залогом какого-то успеха на этом поприще. Потому что у меня довольно структурированное мышление. И вообще самые выдающиеся арт-дилеры XX века – это не искусствоведы. Лео Кастелли и Рональд Фельдман были юристами, Айван Карп - журналистом. Эта работа требует дисциплины плюс, конечно, риск и предпринимательство.

 

Игорь, а чем закончилась та история, когда вы «без трусов» остались после развода? Как вы выбрались? Это в те же годы, что вы занялись арт-бизнесом?

Я повстречался лет восемь назад в Москве с нынешней моей женой (четвертой) – она была тогда замужем, я – женат, у нас завязались отношения. Она ушла от мужа и осталась с ребенком практически без всяких средств. А я прошел через американский развод… Разрыв с прежней моей женой пришелся на 2000-й год. Я, с одной стороны, уже наработал себе репутацию и понимал, что к чему. И когда после дефолта начался подъем в 2003 году, довольно резкий, некоторые картины поднялись в цене на 300–500 процентов. Пригодились и репутация, и знания, и интуиция – какие-то успешные действия произошли... В общем, я стал обеспеченным.

 

Поскольку вы занимаетесь искусством, у вас, наверно, и дома картины висят?

У нас довольно большой дом в Нью-Джерси, метров 500, три этажа, мы живем напротив Манхэттена. Есть своя коллекция около 60 работ, довольно хороших, ценных. Но я ее называю коллекцией на обочине. Потому что когда я кому-то собираю картины, то сначала должен лучшие работы предложить своим клиентам. Если они по какой-то причине отказываются, а я понимаю ценность этой работы, я их пытаюсь переубедить, но очень мягко: если нет, я эту работу оставляю себе, потому что знаю ее перспективу – ну это моя специальность.

 

А мне казалось, что вы на свой вкус картины можете у себя повесить, а то, в чем видите коммерческую перспективу, то уже предлагаете клиентам…

Нет, так работать нельзя. Если ты хочешь раскрутить какого-то художника, то лучшие картины ты должен отдавать клиентам. Вот у нас с женой (она коллега, она моя правая рука, она замечательный совершенно сотрудник) произошел конфликт, когда я купил работы Льва Межберга. Жена сказала: вот эти четыре картины через мой труп продадим. Знаешь что, ответил я, или я дилер, или коллекционер. Это называется конфликт интересов. Мы должны 5 лучших картин отдать в 5 разных рук, потому что интерес к художнику проявляется, когда люди видят его сумасшедшие работы. А если ты хочешь оставлять себе хорошие картины, а продавать те, что чуть-чуть похуже, то ты промоушена никакого не сделаешь никогда.

 

СОВА МИНЕРВЫ ВЫЛЕТАЕТ НОЧЬЮ

Игорь, а как вы ищете художников?

С начинающими я практически не работаю. У меня сложились многолетние отношения с мастерами – с Купером, Шемякиным, Плавинским, с Рустамом Хамдамовым отчасти, с Бербером я 10 лет работаю. Или это должен быть действительно очень перспективный человек. Для меня тут не самое главное – продавать. Главное зарядиться и начать работать с художником. В силу того что они все выдающиеся люди – абсолютно все, с кем я работаю, самое сложное – построить с художником отношения. Они всегда не просты. И надо видеть его сторону – может быть, больше, чем свою, и абстрагироваться от его человеческих качеств. Это очень сложно. Это не все могут, но для меня это самый большой кайф. Вот я сейчас хочу двумя художниками заниматься – Ларисой Наумовой и Межбергом. Это, пожалуй, самый серьезный драйв, который меня двигает. Лариса Наумова - художница великая русская, не явленная миру, хотя ей 65 лет. Ларису знает узкий круг людей, а ее работы есть в Русском музее. В нее у меня вера есть. Это третья попытка моего сотрудничества с ней. И мне говорят коллеги: если у тебя получится, тебе надо памятник поставить. Она очень сложный человек с непростой судьбой. Скульптор Саша Рукавишников сказал: вот если ты будешь ею заниматься, она будет известна. А не будешь – как получится.

 

Вы как нянька для художников?

Ну конечно. Просто ты что-то мимо ушей пропускаешь. Какие-то вещи, ты понимаешь, надо повернуть в другую плоскость. Это даже не упирается в товарно-денежные отношения. Это дело второе. А понять… Я всегда говорю: они не такие, как мы с вами. Поэтому они умеют рисовать и видеть мир.

 

Вы 10 лет занимаетесь в России арт-дилерством, у вас в Москве галерея. Как по-вашему, художественный вкус за это время изменился?

Конечно, информации стало чуть-чуть побольше, люди стали за границу ездить, интернет… Все равно определяющим является собственный вкус, потому что коллекционеров примерно один процент, а 99% - это обычные люди с деньгами. И они покупают на «нравится – не нравится». И это правильный критерий. Другое дело, насколько покупка перспективна. Потому что как только картинка выходит, грубо говоря, стоимостью за 10 тысяч долларов – здесь уже надо говорить про инвестиции, то есть ты купил ее для себя, но знаешь, что всегда можешь продать и вернуть свои деньги. До 10 тысяч долларов можно купить хорошую, красивую декоративную картину, она будет служить, но у нее может быть нулевая инвестиционная перспектива. В данном случае исходишь из того – ну покупает же человек диван за 10 тыщ! Галерейный бизнес очень тяжелый и рисковый. И на Западе считалось какое-то время: если галерея два года не приносила прибыли, но простояла – это уже хороший результат. По сути дела ты начинаешь быть более-менее успешным, когда у тебя есть репутация. И прежде всего репутация с точки зрения порядочности – что у тебя нет картин сомнительного свойства, что у тебя правильные цены. Потому что абсолютно все тайное становится явным. И в этом смысле я сам провоцирую своих клиентов. Когда они приходят в первый раз, я им говорю: не верьте никому – и мне тоже. Сейчас все просто – зайдите в интернет, пробейте, посмотрите, если у вас появятся вопросы, я вам объясню, почему, допустим, один художник продается на аукционах, а другого нигде не купить – он в частных коллекциях. И т.д. и т.п. Как говорится, на все должен быть свой резон. Что касается вкуса: удивительно, что у людей, которые начинают жить среди хорошей живописи, быстро глаз учится. Но это природная вещь: вы походите месяц в музей, будете смотреть каждый день великие картины, и вы тогда уже увидите – то, что продается на набережной, очень сильно отличается от этого. Но я думаю, все равно арт-рынок наш – это отражение менталитета. Так же как многие другие вещи – медицина или армия, образование. Ну это, видно, наш путь, тут другого ничего не придумаешь.

 

Сейчас художников много…

Их где-то на постсоветском пространстве, наверно, около миллиона человек. А в дамки вышло 100 человек. Сейчас цензуры никакой нет – а гора родила мышь. Все вроде кинулись зарабатывать деньги – а сова Минервы вылетает ночью. Чем меня, в частности, Лариса Наумова привлекает – что она очень мало работ делает. Иногда я жду работу по полгода. А когда она закончена, и я уже сделал слайд и пытаюсь определить в книжку или на выставку, Лариса вдруг просит, чтобы картину вернули: надо ее переделать. Я иду на это, потому что в итоге получается лучше. Есть художники по рождению – как Лариса, а есть по выбору. Молодые художники хотят быстро к успеху приблизиться. Отсюда эта погоня за новыми манифестами, идеями, в основе которых лежит желание ошарашить... Чем ошарашить? Либо трусы снять, либо показать какую-то херню – извините за выражение. А просто сделать работу, у которой есть и смысл, и значение, и мастерство - это не получается. И потому есть увлечение этими вещами, которые можно за ночь придумать и слепить, привязать красную тряпку к дохлой кошке и пришпилить ее к холсту. И созвать народ. И придут двое лысых искусствоведов и одна тетка, и они объяснят вам, что вы ни хера не понимаете, а вот это и есть настоящее искусство. И когда вы спрашиваете: а что такое актуальное или концептуальное искусство? Ну это, говорят, новые идеи, неважно, какими средствами они выражены. А вот сколько новых идей человечество за столетие рождает? Очень мало. Когда человек пыжится, чтоб придумать, ошарашить, эпатировать, - ну не знаю, наверно, это имеет право на жизнь, безусловно, раз это есть – но мне это не близко. Я иду своей дорогой и считаю, что если я взрослый человек, и сам знаю, какие женщины мне нравятся, какое вино, я люблю горы или море, что я люблю есть, то я лучше разберусь, мне не нужны консультанты, которые будут мне рассказывать, что такое современное искусство, и я там просто не понимаю ничего и не вижу. Это пусть они оставят для других.

 

Вы живете на два дома в разных странах, а работаете сейчас только в Москве?

Если бы я занимался этим и в Америке, то не мог бы заниматься здесь. Потому что этот бизнес очень персонифицирован: во-первых, по русской традиции, кто-то из важных людей хочет говорить только с первым лицом. Поэтому ты должен здесь присутствовать. Во-вторых, в принципе подготовить людей, которые хоть в четверть или вполовину разбирались бы так, как я – на это много лет уходит, понимаете? Ты должен быть в теме, но самое главное – это твой опыт. Моя любимая формула: я говорю, что я на 30% знаю, что делать, но на 70 знаю, чего делать не надо. Как у Мандельштама – достигается потом и опытом безотчетного неба игра.

 

Приходится часто мотаться?

Сейчас я стараюсь меньше летать. Меня скорее интересует не место, а окружение. Москва – просто незаменима, потому что если я на день рождения хочу пригласить людей, я могу позвать 60 человек, и каждый мне будет приятен. Ни одного я не зову из-за того, что он мне нужен по делу. А в Америке это тяжело – ну там другая жизнь. Я общался с американцами довольно много, причем с успешными, но они другие. И потом, у меня все-таки русская половина очень разгульная. Я люблю выпить, закусить, погулять, деньги потратить. Там на это смотрят…

 

…косо.

Да.

 

К слову «погулять». Вы с Игорем Свинаренко книжку выпустили «Записки одессита». Это ж вы в героях или там собирательный образ?

Это я, это все мои рассказы, сделанные под диктофон. На 95% они документальные. Мы договорились на берегу, что это все-таки литературное произведение. Скажем так: это книга Игоря на базе моих рассказов.

 

Там такая концентрация любви…

Почему-то у всех складывается вот такое ощущение. Мне один олигарх-лайт сказал: ну у тебя там про секс много, я говорю: да это не про секс - это про чувства! Из 14 рассказов, если разобраться, всего 3 связаны с делами амурно-сердечными. Может, потому, что достаточно все откровенно написано...

 

Герой книги вечно попадает в какие-то ситуации, вечно без денег, но потом не только, как Феникс, возрождается, но жизнь еще интереснее становится. И это тоже оптимистично.

Деньги у меня всегда на пятом или на четвертом месте – но не ближе. Мерить успех деньгами, известностью – я думаю, это неправильно. Многие люди успешные и состоявшиеся были известны узкому кругу лиц. В 59 лет к этому надо относиться как положено. А что касается оптимизма… Для мужчины желательно, чтобы он дожил до 50 лет, а после 50 каждый год как бонус, особенно для мужчины из России (неважно, что я уехал: я все равно веду себя как русский мужик). Я как-то сказал Лене, жене: ты знаешь, я уже с сегодняшнего дня старше Бродского… Если такие люди уходят – гении, то я понимаю, что кайф надо ловить: я жив, здоров, у меня такой коллектив вокруг, очень интересный бизнес, я еще при этом деньги зарабатываю. Ну замечательно!

 

 

 

 

 

 

  

 

  


Download:  
interviue_1_.pdf  


Facebook Twitter Google Digg Reddit LinkedIn Pinterest StumbleUpon Email


  
MAJOR ARTISTS
NAUMOVA LARISSA / ЛАРИСА НАУМОВА
MESHBERG LEV / ЛЕВ МЕЖБЕРГ
CHEMIAKIN MIHAIL / ШЕМЯКИН МИХАИЛ
KHAMDAMOV RUSTAM / РУСТАМ ХАМДАМОВ
TSELKOV OLEG / ЦЕЛКОВ ОЛЕГ
KUPER YURI / ЮРИЙ КУПЕР
PLAVINSKY DMITRY / ДМИТРИЙ ПЛАВИНСКИЙ
NAZARENKO TATYANA /ТАТЬЯНА НАЗАРЕНКО
NESTEROVA NATALYA / НАТАЛЬЯ НЕСТЕРОВА
DULFAN LUCIEN / ЛЮСЬЕН ДЮЛЬФАН
TULPANOFF IGOR / ИГОРЬ ТЮЛЬПАНОВ
BERBER MERSAD / МЕРСАД БЕРБЕР
POPOVICH DIMITRY / ДИМИТРИЙ ПОПОВИЧ
SHULZHENKO VASILY / ВАСИЛИЙ ШУЛЬЖЕНКО
BULGAKOVA OLGA / ОЛЬГА БУЛГАКОВА
SITNIKOV ALEXANDER / АЛЕКСАНДР СИТНИКОВ
SHERSTIUK SERGEY / СЕРГЕЙ ШЕРСТЮК
GETA SERGEY / СЕРГЕЙ ГЕТА
ODNORALOV MIKHAIL / МИХАИЛ ОДНОРАЛОВ

EMERGING ARTISTS
KUZNETSOV ANTON / АНТОН КУЗНЕЦОВ
VALUEVA SVETLANA / СВЕТЛАНА ВАЛУЕВА
MINNIBAEVA OLGA / ОЛЬГА МИННИБАЕВА

CORPORATE ART
ROY FAIRCHILD-WOODARD
GARY BENFIELD
JANET TREBY
LEO McDOWELL
FELIX MAS

MISCELLANY
BELLE ANDREY/АНДРЕЙ БЕЛЛЕ
SHERBAUM PAVEL/ПАВЕЛ ШЕРБАУМ
TSRIMOV RUSLAN/РУСЛАН ЦРИМОВ
YAN TATYANA/ТАТЬЯНА ЯН
ALEKSEEV DMITRIY/ДМИТРИЙ АЛЕКСЕЕВ
KAMENNOY SERGEY/СЕРГЕЙ КАМЕННОЙ

FOTO GALLERY

Exhibition


PICTURE OF THE MOMENT
  » Dec 07, 2024  




MAILING LIST

Join Our Free Newsletter
NAME  
EMAIL  
We never SPAM   



SEARCH
 
 


 |  HOME  |  GALLERY | ARTISTS | SHOP | ARTICLES | EVENTS | FILMS | ORDER | LINKS | CONTACT | 
All rights reserved.
Powered by ArtWebSpace.com | login