|  HOME  |  GALLERY | ARTISTS | SHOP | ARTICLES | EVENTS | FILMS | ORDER | LINKS | CONTACT | 
Igor Metelitsin Gallery
  ARTICLES  

« Back   
ТАИНСТВЕННЫЕ МИРЫ РУСТАМА ХАМДАМОВА

ARTCHRONIKA № 1/2002
текст: Валерий Турчин

Его фильмы, первый из которых снят в 1967 году, мало кто видел, а о самом авторе ходят легенды. Возможно, что искусство Рустама Хамдамова рисовать и писать красками, уже получившее признание у знатоков, приобретет большую известность, чем его кино. Хотя мечта о нем, великом, «стильном-стильном», у мастера еще живет.

В пелене воспоминаний возникает образ, затем другой, за ним следующий. Порой они почти обесцвеченные, порой – яркие по колориту. Впрочем, почему воспоминания? Ведь перед нами реальность – художественная, созданная на холстах и бумаге красками, карандашом и акварелью. Очевидно, нам лишь показалось, что художник хотел создать образ вспоминаемого. Здесь воссоздается момент слияния хрупкого и вечного, момент столь неопределенный, что скорее похож на грезу. Рустам Хамдамов поясняет зрителю: «Вечность только тогда красива, когда хрупка».

Вот рисунок тушью. Остро и свежо сочетание культуры европейского рисунка с его наслаждением телесностью форм и японской гравюры с ее недосказанностью и медитативностью. Их стало возможным объединить благодаря равно импульсивной энергии кисти и пера, а больше всего – желанию мастера с его манерой «законченности в незаконченности» создать диалог между знаком и формой, каллиграфией и пластикой. В этих однотонных работах присутствует «внутренний» цвет, он невидим, но прочувствован.

Очевидно, что Хамдамов, зная о таком внутреннем «цвете-свете», обращается именно к акварели, делая зримым то, что подразумевалось. Живопись водяными красками на листе бумаги примерно такого же размера, что и рисунки, однако кажется больше, масштабнее. Здесь проявляется эффект того, что одноцветный мир уходит от человека в область преданий и воспоминаний, а мир красок к нему приближен. И как-то становится понятнее, что человеческая фигура прекрасней, когда можно любоваться всеми изгибами и переходами форм тела, тающих в миражных мерцаний белого листа, а цветы хороши тем, что самой природой созданы для живописи. У мастера то, что казалось букетом, может сложиться в фигуру женщины в нарядном платье, а позирующая модель – оказаться в венке из роз или в цветочной гирлянде. Такая метафоричность, неназойливая и органичная, характерна для каждой вещи Хамдамова. Он соединяет то, что самой природой не разделено, соединяет так, как и она, но по-своему, действуя не вопреки, а «параллельно». Видимо, этим обеспечивается цельность, визуальное единство каждого сотворенного образа художника.

И ожидаемо, что Хамдамов должен делать картины большого формата – еще одна ступень в постижении мира. Здесь техника сложна, потому что многослойна. Многослойна по-современному, ибо в основе местами проглядывают напечатанные на тонкой эмульсии поверх холста кадры из фильмов, а потом следует красочных слой. Такая сложная структура «материальной» части живописи дает то напластование образов-слоев, которое связано с постмодернистской археологией сознания. Она свидетельствует нам: есть точки пересечения, где прошлое и настоящее вплавлены друг в друга. Мир слагается на наших глазах из тысяч и тысяч мазков. Только художникам-духовидцам, а именно Михаилу Врубелю в России и Гюставу Моро во Франции, открывались в счастливые минуты озарений подобные глубины мироздания. Глаз зрителя, скользя по полотну, произвольно комбинирует различные фигуры, складывающиеся из пятен-мазков и отдельных цветных штрихов, переходя из одной в другую. «Пуантиль», что изобрели некогда неоимпрессионисты, написав картины точками, которые являлись дозой для света в определенной точке пространства, здесь изменила свою суть, став россыпью магических кристалликов. Они спектрально преломляют свет «иной», и потому вместо привычных «чистых» красок здесь – симфония фиолетовых, изумрудных, оранжевых, рубиновых, винно-красных колеров. Сама техника глубоко символична и интригует своей загадочностью. Но в этом хаосе есть внутренняя структура, управляющая, как и природа, всем, находящемся внутри поля изображения. Как невидимый магнит, который складывает в сложные узоры железные опилки на металлическом листе. Такое сравнение порождает и следующее, которое прослеживалось уже в отношении рисунка и акварели. Холст – лишь экранного рода поверхность. Над тонким слоем миражных образов кадров из фильмов, которые едва проступают под слоем краски, параллельно первозданному и трансформирующемуся миру, но по его же законам, мастер творит подобие ему. Эти картины пробуждают и храмовое сознание, разлитое по всему миру, ибо и природа – только Храм, и «отсветы» ее обликов священны. Как-то незаметно зритель, стоя перед этими картинами, вдруг ощущает их витражность, ибо, впитывая свет, они озаряют пространство вокруг себя.

Художник играет с миром, который «вторит» первому и основному, словно кудесник, дает в руки зрителя волшебную трубку с цветными линзами, то увеличивающими, то выделяющими отдельные фрагменты и дающими им благодаря цветным фильтрам разные колористические образы. Так ребенок смотрит в калейдоскоп. Один поворот руки – и возникает новый образ, от которого нельзя оторваться, и только сознание, что можно создать и другой, дает ему уверенность, что он – повелитель мира.

Все эти образы Хамдамова, полные того, что раньше откровенно назвали бы «чарами», семантически сложны. «Экранную плоскость» холста в невоевропейской традиции можно воспринимать, при определенном понимании ее, как «абстракцию», предназначенную и для передачи реальных образов видимого мира, и для платоновского философского театра «теней сущностей». XIX век ценой больших потерь упростил технику старинной многослойной живописи с ее системой подмалевков. Художники стали писать на холстах, загрунтованных одной белой краской. И этом холст при другом понимании сравним в экраном кинотеатра. В случае Хамдамова поверхность холста пропитана эмульсией, способной «хранить» кадры фильмов (как фотоотпечаток). Тем самым семантика остановленного кадра строится на метафоре «остановленного мгновения», а сама «закраска» его – уже жест глубоко символический, автобиографический, «прикрывающий». И тут одно понимание «экранности» помножено на другое. Все они – разные облики сотворенного мира, а их наслоение свидетельствует, как один личных опыт «делания фильмов» (имеются в виду «В горах мое сердце», «Нечаянные радости», и особо «Anna Karamazoff», ибо кадры взяты из него) сопрягается с другим. Сама концепция «следа» одного творческого процесса в другом также имеет усложненную семантическую природу.

 

 

               




Facebook Twitter Google Digg Reddit LinkedIn Pinterest StumbleUpon Email


  
MAJOR ARTISTS
NAUMOVA LARISSA / ЛАРИСА НАУМОВА
MESHBERG LEV / ЛЕВ МЕЖБЕРГ
CHEMIAKIN MIHAIL / ШЕМЯКИН МИХАИЛ
KHAMDAMOV RUSTAM / РУСТАМ ХАМДАМОВ
TSELKOV OLEG / ЦЕЛКОВ ОЛЕГ
KUPER YURI / ЮРИЙ КУПЕР
PLAVINSKY DMITRY / ДМИТРИЙ ПЛАВИНСКИЙ
NAZARENKO TATYANA /ТАТЬЯНА НАЗАРЕНКО
NESTEROVA NATALYA / НАТАЛЬЯ НЕСТЕРОВА
DULFAN LUCIEN / ЛЮСЬЕН ДЮЛЬФАН
TULPANOFF IGOR / ИГОРЬ ТЮЛЬПАНОВ
BERBER MERSAD / МЕРСАД БЕРБЕР
POPOVICH DIMITRY / ДИМИТРИЙ ПОПОВИЧ
SHULZHENKO VASILY / ВАСИЛИЙ ШУЛЬЖЕНКО
BULGAKOVA OLGA / ОЛЬГА БУЛГАКОВА
SITNIKOV ALEXANDER / АЛЕКСАНДР СИТНИКОВ
SHERSTIUK SERGEY / СЕРГЕЙ ШЕРСТЮК
GETA SERGEY / СЕРГЕЙ ГЕТА
ODNORALOV MIKHAIL / МИХАИЛ ОДНОРАЛОВ

EMERGING ARTISTS
KUZNETSOV ANTON / АНТОН КУЗНЕЦОВ
VALUEVA SVETLANA / СВЕТЛАНА ВАЛУЕВА
MINNIBAEVA OLGA / ОЛЬГА МИННИБАЕВА

CORPORATE ART
ROY FAIRCHILD-WOODARD
GARY BENFIELD
JANET TREBY
LEO McDOWELL
FELIX MAS

MISCELLANY
BELLE ANDREY/АНДРЕЙ БЕЛЛЕ
SHERBAUM PAVEL/ПАВЕЛ ШЕРБАУМ
TSRIMOV RUSLAN/РУСЛАН ЦРИМОВ
YAN TATYANA/ТАТЬЯНА ЯН
ALEKSEEV DMITRIY/ДМИТРИЙ АЛЕКСЕЕВ
KAMENNOY SERGEY/СЕРГЕЙ КАМЕННОЙ

FOTO GALLERY

Exhibition


PICTURE OF THE MOMENT
  » Mar 29, 2024  




MAILING LIST

Join Our Free Newsletter
NAME  
EMAIL  
We never SPAM   



SEARCH
 
 


 |  HOME  |  GALLERY | ARTISTS | SHOP | ARTICLES | EVENTS | FILMS | ORDER | LINKS | CONTACT | 
All rights reserved.
Powered by ArtWebSpace.com | login