В 72-М МОЛОДОЙ МОСКОВСКИЙ ХУДОЖНИК ЮРА КУПЕР УЕХАЛ НА ЗАПАД. ОН БРОСИЛ В РОССИИ ПОДВАЛЬНУЮ МАСТЕРСКУЮ НАПРОТИВ СТОЛИЧНОГО ГЛАВПОЧТАМТА, ЧЛЕНСТВО В МОСХЕ, МНОГОТЫСЯЧНЫЕ РУБЛЕВЫЕ ГОНОРАРЫ И ШАНС СТАТЬ ПЕРВЫМ ВО ВСЕЙ МОСКВЕ…
ПРОШЛО 30 С ЛИШНИМ ЛЕТ.
ОДНИМ ПРЕКРАСНЫМ МАНХЭТТЕНСКИМ ВЕЧЕРОМ Я ЗАШЕЛ К ЮРИЮ ДОМОЙ ВЫПИТЬ ВИНЦА. МЫ ЕГО И СТАЛИ ПИТЬ В ЕГО 500-МЕТРОВОМ LOFT НА БЫВШЕМ ЧЕРДАКЕ НЕБОСКРЕБА. ЧЕРЕЗ СТЕКЛЯННУЮ КРЫШУ НАШУ ПЬЯНКУ ОСВЕЩАЛИ ЗВЕЗДЫ. ЮРИЙ ТОЛЬКО ЧТО ВЕРНУЛСЯ ИЗ СВОЕГО ФРАНЦУЗСКОГО ИМЕНИЯ, В КОТОРОМ СЛАВНО ПОРАБОТАЛ ВДАЛИ ОТ СУЕТЫ МЕГАПОЛИСОВ, И ЗА СТАКАНОМ ОТЧИТАЛСЯ ПЕРЕД ОБЩЕСТВЕННОСТЬЮ О ПРОДЕЛАННОЙ РАБОТЕ. ОБЩЕСТВЕННОСТЬ СОСТОЯЛА ИЗ МЕНЯ И АРТ-ДИЛЕРА ИГОРЯ МЕТЕЛИЦЫНА, КОТОРЫЙ ЗАДУМАЛ ОДНУ ЗАБАВНУЮ ВЕЩЬ. ОН РЕШИЛ, ЧТО ЭТО НЕСПРАВЕДЛИВО – ВО ВСЕМ МИРЕ КУПЕР ЗНАМЕНИТ, ЕГО НЕ ТОЛЬКО ЦЕНЯТ, НО ДАЖЕ И ПОКУПАЮТ – А МОСКВА НЕ ЗНАЕТ КАРТИН СВОЕГО БЫВШЕГО ЖИТЕЛЯ. И ВОТ МЕТЕЛИЦЫН, КОТОРЫЙ УСПЕЛ УЖЕ ПОРАБОТАТЬ С НЕИЗВЕСТНЫМ, ШЕМЯКИНЫМ, РУКАВИШНИКОВЫМ И ХАМДАМОВЫМ, ПРИВЕЗ В МОСКВУ НАКОНЕЦ И ЮРИЯ КУПЕРА… СЛОВАМИ ОПИСЫВАТЬ КАРТИНЫ БЕССМЫСЛЕННО, - НО УРОВЕНЬ КУПЕРА КАК СОБЕСЕДНИКА ВЫ ОЦЕНИТЬ СМОЖЕТЕ…
«Я не был вундеркиндом, который с детства рисовал. Любовь к творчеству - это был скорей спортивный азарт, мне в этом хотелось дойти до самой сути, как во всем я это делал. Мне хотелось быть первым, хотелось не проиграть.»
«Понять от чего ловишь свой кайф - а это самое главное. Если бы я набирал группу учеников, я бы попросил их написать эссе - на что им нравится смотреть, от чего в реальности у них мурашки идут по коже. Генетически есть вещи, которые у человека в крови - одни тяготеют к жесткому силуэту, другие торчат на фактуре, на коже…»
«Главное для художника - изобрести географию поверхности, матрицу, ткань изобрести. И рисуй на ней что хочешь - или ничего не рисуй.»
«Я пишу грязную поверхность, как бы запачканную краской.»
«Когда люди говорят - красивые цвета, я не понимаю, о чем речь.»
«Надо больше обращать внимания на реальность, быть более честным, не стараться быть художником, - а быть мастеровым. А будешь хотеть стать художником, будет плохой вкус. Россия - это не Испания, там нет традиции мастеровой живописи. Там не было Веласкеса…»
«На Западе многие из приехавших русских художников говорят на второй день: «Походил я тут по галереям: или они все дураки, или я ничего не понимаю.»
«Из модельеров только дилетанты изобретают модели - а нормальные смотрят на то, что молодежь носит, типа молодежь черная в рваных майках - и это вносится в fashion.
А вот русские модельеры смотрят - что итальянцы делают? И не попадают. Им бы вместо того чтоб догонять итальянцев что-то сделать сваленками! Или с вельветовыми куртками (он уже живет больше английским, в котором словом velvet отведено для русского панбархата), вкоторых стоят продавщицы семечек.» «В СССР ему «по живописи нравились Кукрыниксы и Иогансон - "Допрос коммуниста".»
Внешне похож на папу Карло.
С 1972 года живет на Западе.
Он употребляет выражение "до фига". Так никто больше не говорит. Сейчас.
МОСКВА – ЭТО ДЕРЕВНЯ
- Я смотрю, Юрий, ты начал плотно ездить в Москву. Как это произошло, в чем дело?
-Уже года четыре езжу. Во-первых, у меня есть причина чисто семейного характера. У меня мать тут живет. В Москве. Ей 83. И потом, я начал делать проекты. Один - с "Лукойлом", я им придумал интерьер здания. Еще у меня был большой проект с банком – по премии «Кумир».
- А что с "Лукойлом"?
- Сделал я им проект здания. А Алекперов посмотрел и сделал своим замечание: «Вы что, дворцы, что ли, строите? Уж слишком размахнулись!» И они не стали делать. Потом у меня много проектов с Настей Вертинской по поводу книг о ее отце, Александре Николаевиче.
- У тебя к нему какое-то особое отношение, да?
-У меня просто отношения с семьей Вертинских.
- Живого ты уже его не застал?
-Нет, нет. Я оформлял диски Александра Николаевича. И еще спектакль я делал с Пашей Каплевичем и с Настей Вертинской - это «Имаго».
- Об этом много писали.
- Потом ювелирные украшения я начал здесь делать. Эта с фирмой "Адамант-мастер". В Пушкинском была выставка. Сейчас, может, быть новую большую книгу будем делать в Петербурге с Настей Вертинской.
- Красивые проекты. К тому же сейчас цена на нефть пошла вверх, и люди могут заплатить нормально, да? Поэтому интересно и работать здесь?
-Заплатить? Про это я еще не знаю. Я тут еще ничего не продавал кроме нескольких картин… Но я здесь! У меня как-то за это время появилось много друзей, ты сам лучше меня знаешь этот город: здесь все полны проектов, идей, фантазий… Я знаю, что половина из этого – фуфло, но я как бы хочу верить, что что-то произойдет. Тут два варианта есть: или оставить место другим людям, которые тебе, можетбыть, и не симпатичны, не нравятся как художники, но раз они здесь герои,значит, пусть они и будут героями. Не будем называть фамилии. А с другой стороныя думаю - почему я не могу? Все-таки я здесь родился, почему я не могу показывать свои работы ипродавать? Какие-то чмо здесь чего-то делают, выставляются, продают, а меня практически здесь никто и не знает. Мне охота здесь что-то сделать. Вот ответ на вопрос, почему я здесь.
- Ну,в общем, логично.
-Но что из этого выйдет, мы не знаем. Потому что вкусы здесь все-таки немножкодругие. Каждая культура, каждая страна обладает своими так называемымиtastemakers, то есть законодателями вкуса. Это некая маленькая элитарная группа людей,которые живут вНью-Йорке, Лос-Анджелесе, в Париже. Когда они объявляют, что такой-то – серьезный художник, то ему сразу дается зеленая улица, и все, кому позволяют возможности, хотят купить его работы. Здесь пока как бы такой группы нет. Поэтомутут любые самозванцы могут говорить, что хорошо, что плохо.
- Из кого в России эта группа могла бы составиться в ближайшее время?
-Обычно она составляется, конечно, из очень состоятельных людей. Но это не только от денег зависит, а еще и от их интеллектуального, что ли, социального положения. То есть если онимогут пригласить тебя домой к себе и ты там увидишь высочайшего классапроизведения искусства, очень дорогие - то это уже показатель уровня, и тебе не надо заглядывать в их чековые книжки и их часы рассматривать…
-А у тебя вотвообще часов нет.
- У меня нету часов. Я не люблю, когда на руке что-то.
- Но мобильный же есть у тебя? А там – часы. Так?
- Я, наверно, не перевел еще. Посмотри, какое там время? Ты ведь лучше видишь.
- 11.22. Это какое время - Лондон?
-Не знаю. Нью-Йорк, Лондон, Париж… Время какого-то из этих городов.
-Нет, а почему у тебя, правда, часов нету?
- Я тебе честно говорю, мне даже подарила одна девушка, к которой я нежно отношусь, и я каждый раз думаю их надеть, когда с ней встречаюсь. Но у меня аллергия - не могу ничего на руке носить.
- А на цепочке же еще бывают часы.
-Ну, на цепочке это не то…
-Ладно,часов у тебя нет. А хоть машина есть?
-В Нью-Йорке я не вожу. И в Москве у меня машины нет. А в Париже-вожу, у меня там БМВ стоит.
- Модная?
- Не, не, не. Нормальная. 316-я… Короче говоря, я что хочу сказать? Что здесь еще нет этого института кодовой передачиинформации о том, кто ты такой – передачи твоим интерьером и тем, что у тебя висит на стенах. В этом тут никто не волокёт. Пока. Тут в основном смотрят, какие машины, кто на чем подъехал, кто как одет. Но скоро на это перестанут обращать внимание, а будут смотреть, какие картины у человека на стенах висят, - как там.
- Ну, много еще дикого в России.
-Знаешь, это чисто русское, когданачинаются эти разговоры там - вот урусских, у французов, а вот американцы такие.
- Тебе кажется, что это слишком поверхностно?
-Это такое обобщение… Оно где-то правильно, но это не для нашего как бы уровня -разве что простые люди могут так говорить. А на самом деле можно сравнивать только социальные группы: скажем,работяги здесь и там - одинаковые. Хотя… Новые русские похожи на преуспевших буржуаиз middleclass, - не старые деньги, а новые! Тебе то жесамое будут рассказывать: сколько у них в гараже машин стоит, чего онивчера сожрали, чего выпили, за сколько вино купили…
-Часы с турбийоном…
-Да… То же самое.
-Ты уехал по израильской визе, да?
-Да. В 72-м.
-Неужели ты даже доехал до Израиля?
-Да… Но смотался довольно быстро - через полгода. Потому что меня напугала эта идишистская культура и страшные люди, которые там заведовали центром абсорбции.
Их еще Сталин послал туда. Они ходили с папками на завязках и даже говорили на языке, как вот в ЖЭКе в мое время говорили: знаете, поступил сигнал, что вы уезжаете… Я говорю: что? Какойсигнал? - Вы ведь уезжаете? - Уезжаю. - Может, мы можем чем вам помочь? Яговорю: нет, спасибо… Ну и потом, я жару вообще не переношу, - я же недумал, что там такая жара. И все, я свалил. В Лондон; жена там нашла работу. Она была довольно успешная манекенщица.
-А, это Людмила Романовская? Которая «Мисс Россия» 67-го года?
- Вроде да.
- Она действительно хороша была?
-Красивая девка… Да… Из Лондона я поехал в Париж, - контракт заключил там с галереей. И дальше пошло немножко легче. Но вначалебыло тяжело.
-Когда ты уезжал из России, что было здесь? Студии, премии, выставки?
-Студия у меня была на Кировской, напротив почтамта. А деньги тогда только начинались. Я работал в графическом комбинате, я былчленом Союза художников.
- Ленина рисовал?
-Нет, Ленина я не рисовал. Я, наоборот, был как бы специалистом интимного жанра. Там были всякие списки – одни пограничников рисуют, другие десантников… Худсовет брал людей на гарантированную зарплату, и надо в год 4 литографии сделать. А у меня была свободная тема.
- Это круто считалось?
-Это круто, да. И еще было круто, что я попал в первый список к 150-летию Ленина – или к 100-летию, не помню. Кто в первом списке – тем деньги платили авансом без эскизов. Второй список – тоже аванс давали, но под эскизы. А третьей категории – никакого аванса, платили по мере изготовления. Я получил бабки сразу. Там только академики были и несколько любимых художников Руфины Абрамовны, она была секретарь. Она это устроила.
- За то, что ты такой талантливый?
-Да. Аванс был причем тысяч пять.
-Только аванс?! И от такого счастья ты поехал в Израиль, в такой жуткий климат?
-Да, дурак… Но если серьезно, было очень тяжело, что мы не могли в то время уехать и приехать. Думалось, что где-то будет огромный город с безумно яркими огнями, с красивой жизнью… И хотелось из этой деревни куда-то мотануть.
-Это ты Москву, что ли, называешь деревней?
-Да. Понимаешь, я хотел стать настоящим художником. А в Москве, в России это невозможно! Быть первым художником в МОСХе - неинтересно, это все равно что играть в футбол за город Бабушкин или быть в сборной районного города Петушки. В этой маленькой деревне - я имею в виду Москву - легко было прославиться… А хотелось завоевать все-таки какие-то рубежи, условно говоря, хотелось не в дворовой команде играть, а в ФК "Милан" или там в "Барселоне".
-Ну что, деревня - этот термин для обозначения Москвы не мы с тобой придумали. Москва - большая деревня… Я кстати даже не помню кто первый так выразился. Но что-то деревенское тут есть безусловно! Улочки кривые, битые часто, грязища и слякоть, чуть дождь, указателей нет, по трогательной сельской привычке – типа свои и так дорогу знают, а чужих тут не любят, нечего им тут ходить… Понаехали, типа…
-Да, похоже на деревню… Несмотря на то, что жизнь быстро меняется. Москва все больше и больше становится похожей на город, - но пережитков деревенских еще много осталось.
-Братья-художники в России эти твои слова прочтут и скажут: блядь, что ж это он нас так совсем опускает?
-Ну, что же, пусть…
-Юрий, а в Москве что-то выросло сейчас, что-то есть хорошее? Чем она отличается от старой Москвы?
- Да все мне нравится. Мне нравится вот эта энергия, которая тут, эти бесконечные тусовки, ужины, обеды, то есть такая идет гулянка сплошная. Мне нравится этот праздник жизни, - хотя возраст уже не тот. , но…
- Самочувствие-то бодрое?
- Когда как. Конечно, это интереснее, чем в мое время. Чего там было - сидели пять пьяных хмырей-художников в ресторане ВТО, в ЦДЛ или там в Доме кино. И вся элита собиралась в этих трех местах, и туда было не попасть вообще…
-Кстати, Юра. Что все-таки означает этот шарф у тебя на шее? Это что, униформа художников? Чекист - с маузером, художник - при шарфе, так?
-Да нет, это я случайно сегодня надел… Я редко сейчас ношу… Это раньше… А сейчас я уже не хочу быть похожим на художника. Я, видишь, подстригся даже… А то с длинными волосами ходил.
-В чем главная проблема русских художников на Западе? Почему так трудно добиться продаваемости?
- Тогда были вот эти, так называемые - как эта выставка в Измайловском называлась? Бульдозерная? Такими работами на Западе занимался Глезер - местный журналист, потом у него был музей в Париже… Много было людей, которые пытались на русском материале проехать, - но ничего не вышло! О них никто не слышал и никогда не услышит! А я честно пытался сам свое делать, и все. Я не ставил задачи - продаваться как русский художник-диссидент.
- То есть ты говорил: я просто художник.
-Нет, ну просто я не принадлежал к этой группе, они были моими - как тебе казать? - политическими противниками. Они для меня не представляли вообще никакого интереса, я считал, что это все дешевые номера, - то, что они делают, и чувствовал, что на этом тут (под словом «тут» он, кажется, понимает Запад, даже когда находится в России. – прим. авт.) не проедешь, - на этой русской диковатости. Вот и все.
-И ты решил стать не русским художником, а просто художником. Расскажи, как ты пробивался.
-В Лондоне я начал работать с галереей. Чего-то она продавала, хотя первое время никто особенно не рвался покупать мое творчество. Так что не могу сказать, что в Лондоне я был в порядке…
-Знаменитый Хельмут Ньютон тоже был на мели - в те же годы и в тех же местах… При том что он постарше тебя лет на 20. Так он мне жаловался, что пил тогда вино по франку за литр.И ты тоже такое употреблял? Тоже мучился?
-Нет, я по три франка пил…
-А ты случайно не знаком с ним, с дедушкой Ньютоном?
-Знаком. Но так - шапочно. У него была выставка в той же галерее, что и у меня - у Боба Бовуа, в Париже на, Рю де Сен.
-Скажи, а были у тебя поначалу на Западе мрачные мысли?
- Нервничал, конечно.
- Вернусь домой, думал - или что? Или пойдешь мыть машины?
- Нет. Я не думал о том, чтобы мыть машины или уехать домой - никогда. У меня была какая-то вера в то, что это все прокручивается, и будет успех.
- Просто нервничал.
-Нервничал, да. Особенно в Израиле и Лондоне. А в Париже уже меньше. Я начал работать с французской галереей… Мне предложили контракт. Денег мало - но все же я зарабатывал что-то. Жить можно было.
В общем, это были еще тяжелые времена. Потом, в 80-е, когда меня заметил старик Державин, то есть когда знаменитые галерейщики Клод Бернар и Кружье мне предложили работать – вот тогда я стал уже нарасхват.
- С чем это можно сравнить? Это как у нас - Госпремию получить?
-Когда лучшая парижская и лучшая женевская галереи одновременно хотят с тобой работать, предлагают деньги большие - с советскими успехами это уже несоизмеримо.
- И тогда ты купил Bentley?
-Нет, я купил квартиру в Нью-Йорке и дом во Франции, в деревне. А потом упал рынок артистический… (не от русского «артист», а от art, искусство -прим. авт.) В конце 80-х это случилось. Из-за спекулятивности рынка. Цены росли, росли, люди спекулировали артом, брали под это кредиты в банке, а потом, когда пытались это продать, оказывалось, что никто не дает цену такую.
-Это только с русским искусством?
-Нет, вообще. Кроме того, я там сделал несколько ошибок - чисто политических. А именно – мне трудно было балансировать с тремя галереями, и Кружье поставил условие: или со ной только, а от Клода Бернара уходи. И я от Клода Бернара ушел… Кружье мне казался более серьезной галереей. Но, может, она и серьезней, но с Бернаром можно было бы надежней существовать.
- Сидишь и думаешь: а вдруг завтра все рухнется? Какие самые страшные опасения?
-Да нет. Сейчас уже такой мысли нет. Что все рухнет.
-А на том этапе?
- Да нет, таких мыслей не было, я уже был уверен в том, что я делаю.
- Ладно… Ну, на Западе ты освоился. А что здесь происходило, ты вообще не понимал уже?
- Ну как не понимал? Я понимал. У меня друзья здесь оставались, с которыми я начинал. И я видел, какой образ жизни они ведут. Они не востребованы…
- Рисовали чего-то в стол?
- Нет, не в стол. Пытались забашлять кому-то из иностранцев.
- Не очень высокий уровень, да?
-Ну, такой - с мешком человек приезжает, ходит по галереям, пытается что-то продать… Но невозможно продать там то, то делается в России. Потому что здесь совершенно другой рынок, другие герои, другие вкусы. Даже между Нью-Йорком и Парижем, между Нью-Йорком и Лондоном – огромная разница. А тут – тем более…
ВРУБЕЛЬ – ФУФЛО?
- А ты действительно думаешь, что Врубель - это то, откуда пошло все это фуфло, которое ты не любишь в искусстве, в живописи?
-Действительно. При том что самон не был фуфловщиком, он был честный художник. Он был человек талантливый, но безумный и делал замечания Репину, что тот рисовать не умеет. Это та же самая вечная тема - спор двух художников.
- Кто из них говно, а кто нет.
-Да. Но в споре Репина с Врубелем я, конечно, на стороне Репина. Если пройти по Третьяковке… Я там был недавно, года два назад. Там вот там Боровиковский, Веницианов, Серов, - это серьезно. А как только заходишь в зал Врубеля - сразу понимаешь, откуда пошло фуфло. До фига эмоций, драмы, угрюмости таинственной... Там веет чем-то демонически-пошловатым. Все это нарушение традиций классической живописи… Не могу сказать, что он был бесталанным человеком, - но это не Серов, это, как говорят, левое искусство с выпендрежем. Не хватает скромности, простоты, слишком много декора. Я думаю, что он был очень хороший художник - в жанре декоративных мозаик, акварелей. А в живописи Врубель не волок.
-Ты имеешь в виду старого Врубеля - или нового, который расписывал Берлинскую стену?
-Нет, нового я не знаю. Я говорил о старом Врубеле…
-Мне понравился твой образ насчет хэппенингов Кулика, - "Мимо тещиного дома я без шуток не хожу, далее по тексту. Хорошая шутка, красивая.
-Это не шутка. Это серьезно. Почему ему не дадут тоже премию за то, что он придумал концептуальное искусство и искусство хэппенинга?
-Заслужил. По хэппинингам он, по-моему, всех сделал в этом городе.
-Кулик? Да. Но мне понятней и ближе тот мужик, который засовывал теще в окно. И потом, я не против Куликов. Они нормальные ребята, если на этом делают себе деньги. Ради бога! Просто не надо из себя изображать каких-то истовых революционеров. Как будто до них никто не засовывал задницу в окно теще!
-Юрий, скажи, пожалуйста, а про Сафронова, Глазунова, Церетели ты не высказываешься как-то? Часто художники уклоняются от таких комментариев…
-Да. Я бы не путал Сафонова…
-Ты хотел сказать -Сафронова?
-Да… …ни с Зурабом, ни с Глазуновым, потому что Глазунов - это все-таки человек с какой-то культурой, он знает историю искусства, он - как бы тебе сказать - все-таки связан с мировой живописью. Зураб – он кому-то это нравится, кому-то не нравится, но я когда у него дома смотрю на его работы, думаю: «Чего так его все поливают? Он в сто раз лучше многих из тех, кто им недоволен!» Хотя имя его стало нарицательным, у него есть прекрасные по живописи работы… А Никас - это уж совсем такое светское хождение по бабам знаменитым, мужикам… Это уже совсем низкий уровень. Кроме того, это полный дилетантизм просто. Потом - как его? У которого музей? Шилов. Это такая провинциальная живопись. Я понимаю, это может для тебя звучать странно…Но я тебе просто как профессионал говорю.
ЖЕНЩИНЫ
- Юрий, а что эта твоя модель, мисс Москва-67?
- Мила? Что она сейчас делает? Она замужем за англичанином, живет там.
- За капиталистом?
- Да. Она хорошая, в общем, баба, но мне было с ней тяжело. В начале, когда денег не было, надо было зарабатывать, она хотела красиво жить, -и я ее понимаю. Хотя она – лучше многих, которые у меня были.
-В молодости все острей как-то воспринимается.
-Да.
-А сейчас ты женат?
- Нет.
- То есть ты наслаждаешься таким положением совершено свободного космополита…
- Я не женат. Так, есть у меня… иногда… кое-что. А такого - нету. Но сказать, что наслаждаюсь, нельзя – у меня других проблем много.
-Да какие у тебя проблемы? Вот ты художник, у тебя шарф, поклонницы… Париж, Лондон, Нью-Йорк. Балы, красавицы, лакеи…
- Красавицы, балы, но не мои. А чужие.
- То есть все-таки труд, суровые размышления о том, то ли ты делаешь, да?
-Ну, не такие уж и суровые. Просто, ты знаешь, в моем возрасте уже как бы тяжело с кем-то. Знаешь анекдот? Человек думает: ведь некому будет даже стакан воды подать. И женится. И через какое-то время ложится помирать. Вокруг родственники, жена. А он думает: вот странно, вот досадно, - даже пить не хочется. Поэтому…
- В общем, пить тебе не хочется.
- Не хочется.
- Так художник и должен быть один. Все писали про это. Ты царь, живи один, - Пушкин.
-Масса была художников, которые любили жен, есть такой тип. Я, кстати, это ненавижу. Баба, которая при тебе и которая все время делает вид, что молится, что живет она с гением… Хотя подсознательно такая мечта была - найти такую бабу, чтобы она о тебе заботилась, а ты только сидел и рисовал.
- И при этом чтоб молчала, ничего не требовала…
- Ну, я в своей жизни чего-то не встречал еще таких. Нету их.
-Иногда мне кажется, что, может быть, я боюсь таких, знаешь, самостоятельных баб.
СЕКРЕТ ЯИЧНИЦЫ
-Да можно и одному жить. Особенно если готовить умеешь. У тебя как с этим?
-Я могу готовить простые вещи, незамысловатые, - все, что касается жарки. С этим все хорошо - поджарить там мясо, рыбу, омлет могу классный сделать, яичницу.
- А в чем секрет яичницы?
- Она не должна быть пересушена. И омлет тоже.
- С мукой, без муки?
- Без муки.
- А что вино? У тебя же дом во Франции, ты же уже глубоко в это въехал, да?
- Да, да. Но я разбираюсь не в том смысле, как, знаешь, ребята приходят, у них там списки, такой-то год, такое-сякое. Я знаю, что из белых вин - сансэр, шабли и пюи фюме. Вот есть эти три вина, и я знаю, ты с ними не ошибешься. А из красных я люблю такие, которые холодными пьют - гамэ, к примеру… Бургонь люблю…
- Это то, что, кстати, похоже на советские вина. Гамэ и бургонь. Кислятина.
-Может быть. И еще каберне мне нравится.Оно болеетерпкое, чем там Пино нуар.
-Я и говорю - немало мы каберне выпили при советской власти.
- Есть же такая поговорка, что ничто так не выдает бедного человека, как умение разбираться в хороших винах и дорогих часах. Ты пьешь вино простое, часов у тебя вообще нет - у тебя с бабками, судя по всему, все в порядке.
- Да. Потом опять же существует миф, у русских особенно: «А чего ты красное вино пьешь с устрицами? Надо же белое…»
- Ну да. А на самом деле – что с чем хочешь, то и пей.
-Я вот устриц с пивом иногда люблю… То есть вся эта фуфляндия по поводу того, что надо и что не надо - это опять же глупость. У французов есть поговорка, что даже в гостях у короля можно нассать на штору, - все зависит от того, как ты это сделаешь. Стиль не в том, что ты делаешь, а в том как ты это делаешь. Бывает, сидит человек, ест, знает, какую ложку взять, какую вилку, - и все равно видно, что жлобяра.
-А ты не увлекаешься водкой? Обычно художники это любят - водки пол-литра махнуть, литр, и после беседовать о судьбах России….
-Воду я со школы пью. Но я не люблю, когда напиваются… Выпьют люди, а потом уже не знаешь, куда деваться от них…
-Кстати, тяжело работать с галерейщиками, у которых только бабки в голове щелкают, им насрать на искусство? Нам, тонким людям, а?