В конце восьмидесятых назвать существование Ершова «райским» было бы трудно. Жить негде, продавать работы, не будучи членом Союза художников СССР, – весьма затруднительно. «Мир сложен, неоднозначен, абсурден, – писал Ершов в одном из своих текстов того времени. – Когда человечество пытается понять его, жизнь приобретает драматический оттенок». Из этого восприятия рождались неоэкспрессионистические полотна, где деформированные люди-обрубки перетекали один в другого, превращаясь в абстрактные медузообразные существа.

Став обитателем дома в Фурманном переулке, Ершов оказался в центре альтернативной художественной жизни. Именно сюда в годы перестройки стекались галеристы со всего мира, культивируя первые ростки отечественного арт-рынка. Тогда-то Валерий Ершов и познакомился с его законами: чтобы зарабатывать, художник должен делать как можно больше работ и быть узнаваемым. Было очевидно, что халявная жизнь за счет иностранцев не может продолжаться вечно. И Ершов, как и многие его коллеги, решил поискать счастья за рубежом.

Однако экспрессионизм, абстракционизм и эпатаж (Ершов принял участие в скандальной выставке «Идеологи гомосексуализма») в Америке не котировались. Пришлось взяться за натюрморты в стиле ретро, вернуться к традиционной реалистической системе, которую художник так старательно изживал на Фурманном. В Америке роскошные реалистические натюрморты шли на ура. Все восторгались мастерски выписанными шелками и бархатом, подушками, разбросанными по коврам, мерцанием золотой утвари и полированной мебели. Ершов обрел свою нишу на художественном рынке.

Но писать однообразные натюрморты стало скучно, и художник перешел на «барочные интерьеры», напичканные всякой всячиной. Он придумал абсурдный мир, где классика сталкивалась с поп-культурой. Музейные и дворцовые залы, в которых расположились шедевры искусства античности, Возрождения или Нового времени, выписаны Ершовым с фотореалистической точностью. Но само действо, разворачивающееся в этом пространстве, сюрреалистически абсурдно. В великолепных интерьерах бродят собаки в мундирах и обезьяны в бальных платьях, залезают на античные скульптуры, цепляются за них хвостами и виснут вниз головой. Буйной фантазии Ершова могли бы позавидовать Босх и Дали.

Сам художник считает себя создателем оригинального художественного языка и рассматривает свое сегодняшнее творчество как часть идеологии нового реализма, в котором, по его убеждению, должны сочетаться реалистическое видение предмета и компьютерное мышление. Ершов берет из жизни реальные предметы и манипулирует ими, конструируя свой «шелковый рай». Одно из свойств этого виртуального Эдема – запрограммированная эфемерность. Блеск и объем «ложные»: богатство красок проявляется, только если рассматривать картины на расстоянии. Вблизи глубина странным образом пропадает, вместо светлых пятен проступает голый холст, а массив красок, необходимый для симуляции всей той цветущей живой плоти, кажется явно недостаточным. Своего рода оптическая игра. А в целом, то, что делает Валерий Ершов, можно назвать точно выверенным концептуально и коммерчески успешным экспериментом.