Согласитесь, что уехать в 39 лет в чужую страну, кардинально сменить профессию и добиться там успеха дано не каждому. Бывший инженер, а теперь арт-дилер Игорь Метелицын на собственном опыте доказал, что американская мечта не миф, а реальность. Он – президент восточноевропейского филиала одной из самых престижных галерей мира «London Contemporary Art». Некоторые считают, что ему просто везет, другие уверены, что Метелицын добился успеха только благодаря своему авантюризму, третьи убеждены, что ему известен особенный рецепт удачи.

-  Вы эмигрировали в Штаты в зрелом возрасте. К тому времени у вас за плечами были строительный институт, аспирантура, преподавательская деятельность. Что заставило вас все бросить и умчаться навстречу неизвестности?

-  Я родился в Одессе – городе, где каждый второй мечтал эмигрировать в Америку. Я уезжал в Штаты сложно и спонтанно. Внешне в моей жизни все было как бы благополучно. Я руководил научным кооперативом, занимал должность доцента на архитектурном факультете, хотя на самом деле материально жилось туго. Вся зарплата уходила на алименты двум детям от бывших жен. Мужчина ведь всегда чувствует себя неуверенно, когда у него нет денег. Тяжело было смириться с тем, что любой официант живет лучше, чем профессор. Взяток я не брал, воровать не хотел, а другого способа заработать  большие деньги в совке не существовало. Если бы я подождал год и застал развал Союза, то, вероятно, остался бы на Родине. Я спрашивал себя: «Мне 39 лет, и чего я достиг? Что меня ждет дальше?». Никакой перспективы здесь я не видел. Мне хотелось перемен. Не знаю почему, но свои надежды я связывал только с Америкой. Моя третья жена Марина, тоже мечтала уехать. Мы стали оформлять документы и тут столкнулись с жуткой проблемой. Я должен был получить у бывших жен подтверждение, что у них нет ко мне никаких материальных претензий. У Марины был ребенок от первого брака, и ей тоже надо было брать разрешение у мужа. Пришлось от них ото всех откупаться, так что все наши сбережения мы потратили на бывших жен и мужей.

- Вас кто-нибудь в Нью-Йорке ждал?

- Ни близких друзей, ни родственников у нас там не было. Но мы с женой не испытывали страха. Мы сознательно сделали свой выбор. Марина вообще отчаянный человек, ушла ко мне от мужа, взяв с собой только сына и клетку с попугаем. Она никогда ничего не боялась. В принципе одному в эмиграцию ехать страшно, а вот если рядом с тобой близкий человек, то любые трудности преодолимы. Мы появились в Нью-Йорке без денег. И сначала нам жилось сложно. «Самое главное в нашей ситуации, - говорил я жене, - не потерять лица». То есть не озлобиться, не ныть, не предъявлять друг другу претензий. Первые три недели мы гостили у моей бывшей подруги по московской аспирантуре, а потом сняли квартирку. В течение четырех месяцев еврейская община платила нам небольшое пособие, которого едва хватало на жизнь. Приходилось экономить на всем, даже на еде. Из мяса мы могли позволить себе только курицу. Она мне так надоела, что до сих пор при ее виде тошнит. Тем временем, пока я ходил на языковые курсы ( ко всем бедам у меня еще был почти что нулевой английский), Марина, отложив диплом врача в долгий ящик, устроилась домработницей. Полгода мыла полы и убирала офисы. Женщины почему-то лучше адаптируются к новым условиям и быстрее находят работу.

- Каким образом вы, бедный эмигрант, без средств и связей, вышли на Эрнста Неизвестного?

- Случайно. Прошло месяца два после моего приезда. Я все еще бил баклуши, раздумывая, куда бы пойти работать. И, однажды, пролистывая «Новое русское слово», наткнулся на статью о проекте Эрнста Неизвестного, связанном с памятником жертвам репрессий в Магадане. Я тут же позвонил корреспонденту газеты, сказал, что я инженер-стоитель и готов бесплатно помочь. Меня вежливо послали – мол, таких помощников, как я, у него таких тысячи. И если уж мне так надо, то я всегда смогу найти его телефонный номер по справочнику. Что я и сделал. В общем, я пришел к Эрнсту, рассказал, показал свой диплом, авторские работы. Тому как раз нужен был специалист по бетону. Эрнст тогда сказал мне: «Я вижу, старик, что ты в нашем деле разбираешься». Но на всякий случай решил меня проверить. Попросил подготовить ответ на какой-то технический запрос из России. Я написал, он показал его знающим людям, те сразу оценили мою работу, и Неизвестный убедился, что я не фармазон. Так я стал его консультантом. Мне повезло. Я не мыл машины, не работал таксистом, как многие русские эмигранты. А вскоре я нашел в мэрии Нью-Йорка постоянную работу по специальности. Работу на государство американцы называют «мечтой Ленина». В муниципальные структуры безумно трудно пробиться, но уж если туда попал, то считай, что оказался в раю – там хотя и платят меньше, чем в частном бизнесе, затоне увольняют и к тому же гарантируют множество социальных льгот. В коммерческих же службах пашут как волы, а вот на госслужбе можно филонить, как в совке.

-  Как вам удалось отхватить такой лакомый кусок?

-  Мне посоветовали отправить свое резюме в мэрию. Я, не надеясь на удачу, решил испытать судьбу. К счастью, мои данные заинтересовали чиновников, и меня вызвали на собеседование. Специалистов такой высокой квалификации, как у меня, у них не было, поэтому меня моментально приняли на работу. Я стал получать 50 тысяч в год. Наконец-то наша с Мариной нищета закончилась. Как только я ушел в мэрию, жена уволилась из домработниц и засела за книжки и словари. Она быстро сдала экзамены, успешно прошла тестирование, получила лицензию и стала врачом. Сначала получала 37 тысяч в год. Сейчас – 150.

-  Зачем же тогда вы ушли из мэрии?

-  Как только рухнул железный занавес, все кинулись торговать с Россией. И Неизвестный (он безумно авантюрный человек) тоже решил заняться бизнесом – поставлять из России в Штаты цемент. Но я ему предложил другой, более интересный проект. Я отправился на Украину, встретился с мэром Одессы и договорился с ним о том, что Эрнст сделает для города скульптуру. Чтобы довести дело до конца я взял отпуск в мэрии. Пришлось обмануть начальство, сказав, что у меня заболела теща и мне надо срочно к ней – оформлять наследство. Поскольку меня на работе ценили, то пошли навстречу, отпустили на три месяца без сохранения содержания. Я прилетел в Одессу и подписал свой первый артистический контракт. Удача окрылила меня, и я решил уйти из муниципалитета. По большому счету инженер – не самая лучшая специальность в Америке. Стать адвокатом, врачом или компьютерщиком для меня было уже нереально. Торговля – тоже не мое, хотя я родился и врос в городе, где все постоянно что-то продавали, покупали и  меняли. Мне интереснее придумывать проекты, находить источники финансирования и реализовывать их. Я рассудил так. Среди миллионов товаров в мире существуют только две уникальные позиции – недвижимость и предметы искусства. Только они растут в цене, а все остальное – машины, шмотки, бриллианты – падает. А поскольку я уже проник в арт-бизнес, то решил сделать ставку на искусство. В общем, мы с Неизвестным организовали собственную корпорацию. Я уговорил Эрнста серьезно заняться ювелиркой. Кстати, многие известные художники, например, Дали, Пикассо, занимались ею. В России к тому времени уже появился класс новых русских – людей богатых, но, к сожалению, обделенных любовью к искусству. Я понимал, что дорогую картину или бронзовую скульптуру братки не купят, они им на фиг не нужны, а вот ювелирку – с руками оторвут. Эрнст сделал два типа золотых крестов, и они у нас пошли на ура.

-  Когда слушаешь вас, складывается впечатление, что все в вашей жизни происходило легко и случайно. Мэры и президенты охотно раскрывали перед вами свои объятия. Вам даже удалось раскрутить президента Калмыкии Илюмжинова, а ведь он, как известно, денег на ветер не кидает.

-  На него я вышел случайно. Летел из Штатов в Москву и в самолете познакомился с девушкой, приближенной к Илюмжинову. Она устроила мне с ним встречу. Ему понравилась моя идея с памятником, посвященным депортации калмыцкого народа, и он обещал поддержку. Я организовал финансирование, и Неизвестный изготовил монумент. А еще мы с Эрнстом учредили в Москве  частный благотворительный фонд, задача которого – помогать российским художникам. К участию в нем мы привлекли шикарную команду- Собчака, Корякина, Лукина, Гайдара, Окуджаву, Аксенова, банкиров Авена, Овсянникова. Через два года сотрудничества, в 1994 году, мы с Эрнстом разошлись, не совсем полюбовно, правда, но никаких выпадов против друг друга не делали.

-  Говорят, вас переманил к себе Шемякин?

-  Нет, с Мишей мы познакомились через две недели после развода с Неизвестным. Мы проговорили 6 часов подряд и поняли, что сработаемся. С Шемякиным и Феликсом Комаровым мы создали компанию «Рашн уорлд гэлери». Через год я прервал партнерство с Комаровым и в 98-м открыл свое собственное дело. Я решил самостоятельно выйти на арт-рынок. Тем более что опыт у меня уже был, одно время я работал с артдилером  «Межкомбанка». Кроме того, прошел институт с Неизвестным и аспирантуру с Шемякиным. В общем,  я задумал два больших проекта, собирался пригласить к сотрудничеству Шемякина, Целкова, Кабакова и других художников и сделать по три сериографии каждого из них. Но, к сожалению, по ряду причин сумел профинансировать только три сериографии Шемякина.

-  Правда, что именно вы открыли Америке художника Рустама Хамдамова?

-  С Рустамом я встретился в Москве в 95-м.  Он меня поразил мощью своего интеллекта и безупречным вкусом. Я с первого взгляда определил, что передо мной гений. Я никого, кроме Хамдамова, так не называю. Я пригласил Рустама в Штаты и горжусь тем, что он жил у меня дома три недели. Ничье творчество в мире не доставляет мне такого кайфа, как его живопись и кино. Дружба с ним – роскошь, которой я очень дорожу. Я бы предложил Рустаму контракт, но как можно управлять гением? Он ведь величина мирового класса. Но абсолютно не алчный человек. Сколько случаев было, когда приходила к нему какая-нибудь тетка, которая знала его еще по ВГИКу, плакалась, что ей нечего есть, и просила картину. Он дарил ей работу, а тетка тут же, в его же подъезде, перепродавала картину поджидавшему ее коллекционеру, который потом заявлял галерейщикам: «Что вы такие высокие цены заламываете за Хамдамова, я его недавно купил почти за бесплатно». Такого быть не должно. Когда рядом со мной какие-нибудь напыщенные критики или галерейщики начинают разглагольствовать о высоком искусстве, что, мол, я торгую декоративными картинами, я посылаю их на три буквы и спрашиваю: «Вот рядом с вами гений живет (имеется в виду Хамдамов), что вы конкретно для него сделали?». Я, например, сам по личной инициативе финансирую книгу о Рустаме.

-  Вы так долго шли к независимости в бизнесе и вдруг, достигнув ее, заключили контракт с англичанами. Зачем?

-  Я, конечно, понимал, что никогда не стану галерейщиком уровня Лео Костелли, Рональда Фельдмана и Айвана Карпа. Но раз уж я вышел на арт-рынок и стал заниматься сериографиями, то мне пришлось разобраться, кто же лучше всех с ними работает? Естественно «London Contemporary Art» - компания номер один в мире. Следовательно, именно она мне и нужна, рассуждал я. А тут как раз на нью-йоркском шоу меня удачно познакомили с президентом «LCA»Энтони Стенкомбом. Я предложил ему свои услуги. И мы подписали контракт на два года, затем продлили его на пять лет. Работать под крышей такой респектабельной галереи – мечта – мечта любого арт-дилера. Кстати, английская компания ни за что не будет заключать контракт ни с одной российской фирмой, пока в России царит правовой беспредел.

-  В вашей Московской галерее на Покровском бульваре представлены оригинальные принты англичан Роя Ферчайлда, Жанет Треби, Девида Додсворта и Чаба Маркуса. Входит ли в ваши планы сотрудничество с Российскими художниками?

-  Сейчас я готовлю к изданию два альбома, посвященных современному русскому искусству. В первый том войдут знаменитости, а во втором опубликовать свои картины и необходимую информацию сможет любой художник (невзирая на регалии и образование), который готов заплатить тысячу долларов за страницу. Со своей стороны я гарантирую, что 1200 галелей (половина из них находится в США) альбом получат. Ну а дальше – как повезет. Если галереи заинтересуются творчеством художника, «LCA» готова стать его агентом. Ведь нередки случаи, когда наши художники подписывают контракты с малоизвестными западными галереями, и те их обманывают. Судиться с ними невозможно. Откуда бедный художник возьмет деньги на адвоката? Сотрудничество с «LCA» крайне выгодно. Оно означает, что галерея организует выставку, делает каталог и первого числа каждого месяца платит художнику зарплату. Если я возьмусь раскручивать художника, то в первую очередь подпишу с ним контракт. Условия у меня жесткие. Во-первых, художник не имеет право продавать свои картины налево. Во-вторых, Он должен оставить мне в залог 10 лучших своих работ. Если я узнаю, что он меня обманывает, они останутся у меня.