Эрте – это псевдоним. Настоящее имя одного из самых успешных художников ХХ века – Роман Петрович Тыртов. Потомок старинного русского рода, берущего начало от татарского хана Тырта, он стал известен всему миру под псевдонимом Эрте, который взял, «чтобы не позорить семью».

Он начал с балета и некоторое время брал уроки танца у дочери знаменитого хореографа Мориса Петипа. Затем стал учиться живописи у Ильи Репина. Ради искусства Эрте пришлось отказаться от традиционной в семье карьеры военно-морского офицера: несмотря на недовольство отца-адмирала, в 1912 году Эрте уехал из Петербурга в Париж, чтобы никогда больше не вернуться в Россию.

В Париже он посещал класс живописи знаменитой Академии Жульена, которую оставил, чтобы полностью посвятить себя профессии дизайнера моды. Каждый месяц Эрте посылал рисунки в русский журнал «Дамский мир», работал модельером в знаменитом доме моды Поля Пуаре и выступил в качестве автора костюмов к спектаклю «Минарет» в парижском театре Ренессанс. В 1915 году двадцатидвухлетний художник заключил долгосрочный контракт с журналом «Harper's Bazaar», для которого сделал в общей сложности 250 обложек. Одновременно как дизайнер одежды он сотрудничал с «Vogue», «Cosmopolitan», «Women's Home Journal». Очень скоро Эрте стал по-настоящему знаменитым. Любая элегантная женщина, интересующаяся модой по обе стороны Атлантики, знала его и безоговорочно верила его вкусу.

Но этого Эрте было мало: его творческая энергия и многосторонность просто удивительны. Он делал костюмы и занимался сценографией в парижской Гранд-опера, нью-йоркской Метрополитен-опера и Лондонском оперном театре, а одно время был художником голливудской студии Метро-Голдвин-Мейер, где работал над несколькими фильмами, в том числе – над знаменитым «Бен Гуром».

 

Дитя Серебряного века

Подобная разносторонность, возможно, объясняется тем, что Эрте как губка впитал в себя многие традиции – от эстетских изысков русского декаданса до персидской миниатюры и классической строгости аттических ваз. Но, пожалуй, самое сильное влияние на Эрте оказали мирискуссники. Его конфетные девочки с красненькими губками вздыхают и красуются точь-в-точь, как бледные модницы Константина Сомова. Но где у мирискуссника трагический китч интеллектуала, размышляющего о гибели цивилизации, у Эрте – наблюдение за жеманностью нового поколения прелестниц. Его героини одеты в отороченные тесьмой и каймами бархаты театральных костюмов, как у Александра Бенуа. Только в этой любви к бархату заложена не пропаганда исторического наследия во имя спасения мира, а сама любовь к тяжелому, красивому, по-настоящему роскошному материалу. И, наконец, бесчисленные струи жемчужных нитей, оплетающих руки и станы моделей, – точная цитата костюмов Бориса Анисфельда. Даже революционная хореография Михаила Фокина не прошла мимо Эрте: в позах бронзовых статуэток он отрицает силу земного притяжения так же, как отрицали ее Вацлав Нижинский и Тамара Карсавина в знаменитом балете «Павильон Армиды».

Эрте берет высокое искусство не целиком, а в узко специализированном аспекте и создает подлинные шедевры дизайна и моды. Чем обусловлена именно такого рода интерпретация наследия «Мира искусства»? Географией. Эрте смотрит из Парижа и сквозь призму моды. Общеизвестно, что первые Русские сезоны более всего потрясли Париж именно бархатом, жемчугом, стразами и фантастически обнаженными плечами и спинами костюмов по эскизам Льва Бакста и Александра Бенуа.

Однако прямое сотрудничество Эрте с членами объединения «Мир искусства» так и не состоялось. Когда в 1922 году Сергей Дягилев предложил Эрте поставить «Спящую красавицу», художник отказался, предпочтя гораздо более денежный заказ в США.

 

Рыцарь арт-деко

Путь Эрте-художника уникален. Он был современником кубизма и футуризма, сюрреализма и поп-арта, но никогда не изменял одному единственному стилю – арт-деко, одинаково успешно претворяя его и в сценографии, и в графике, и в пластике. Более того, именно после второй мировой войны, во времена расцвета абстракционизма столь постоянный в своих стилистических привязанностях, уже немолодой художник вновь стал бешено популярным. Работы Эрте с успехом демонстрировались в Париже, Лондоне, Нью-Йорке и Токио, о нем снимали фильмы и писали книги. В 1967 году с его выставки в одной из нью-йоркских галерей Музей Метрополитен купил все 170 работ. «Это был беспрецедентный случай для Музея – купить полную экспозицию здравствующего художника, – вспоминал Эрте. – Более того, в следующем году Метрополитен устроил показ, в который вошли сто из этих работ. В то время в Музее существовало правило, запрещающее устраивать персональные выставки ныне здравствующих художников, поэтому экспозицию назвали «Эрте и современники», включив в нее произведения Бакста, Гончаровой, Дюфи и других признанных мастеров».

 

Сериография и бронза

В 1962 году Эрте исполнилось 70 лет, и он был по-прежнему полон творческих замыслов. Именно в эти годы он начал тиражировать свои рисунки 1920-1930-х годов в технике литографии, а затем и сериграфии. Первый альбом, опубликованный в 1968 году, был посвящен числам. Впоследствии эти листы легли в основу оригинальных игральных карт, заказанных табачными фирмами Данхилл и Гэллахер. В технике литографии был издан и знаменитый «Алфавит», созданный в 1920-е годы. По словам самого Эрте, «Алфавит» стал самой популярной из когда-либо созданных им графических серий.

Когда Эрте увлекся сериграфиями, еще не существовало техники, способной передать богатство цветовых решений его оригинальных работ. Поэтому можно сказать, что, изобретая дополнительные визуальные эффекты, добавляя оттенки и, главное, стремясь к объемности изображения, именно Эрте спровоцировал множество технических новшеств в области создания тиражной графики.

«Я уверен, что именно литография и сериграфия – наиболее близкие для меня формы выражения, – признавался художник. – И, кроме того, эти техники позволили мне снова громко заявить о себе в мире искусства».

В 1960-е годы Эрте впервые обратился к еще одному новому для себя виду искусства – скульптуре. Персонажи ранних рисунков и гуашей словно обрели плоть и кровь, переместясь в трехмерное пространство. Женские фигурки в точности сохраняли размеры и пропорции оригинала, но скульптура диктовала свои законы. Художник словно дорисовывал невидимые на листе детали и ракурсы. Бронзовая поверхность подвергалась тщательной обработке, покрывалась цветной патиной, позолотой и серебром, что диктовало другие, более насыщенные, чем в графике, цвета. На подготовительных стадиях Эрте мог изменить композицию в сторону большей динамичности или, наоборот, статичности. Он добавлял или убирал отдельные детали. В результате художник создал более сотни скульптур; для всех он разрабатывал оригинальные постаменты, превращая каждую работу в полномасштабную театральную постановку.

 

Вечное движение

Необычайно плодовитый художник, Эрте был востребован на протяжении всей своей творческой биографии в самых разных областях искусства. Став живой легендой целой эпохи, он умер в возрасте 98 лет на взлете славы, будучи хозяином огромного производства авторизованных бронзовых статуэток и крупнейших сериграфских тиражей со своих рисунков. Эрте ежегодно продавал свои работы на сто миллионов долларов. Но главному делу своей жизни – моде – он так никогда и не изменил. Новейший интерес к искусству арт-деко еще не раз привлечет к творчеству художника серьезных исследователей. Одним из объектов их аналитических упражнений, очевидно, станет тот парадоксальный факт, что последним из утонченных эстетов русского Серебряного века были разработаны несколько моделей таких современных вещей, как одежда унисекс и спортивные костюмы.

«Воображение – главное в моем творчестве, – любил повторять Эрте. – Все, что я делал в искусстве – игра воображения. И у меня всегда был один идеал, одна модель – движение танца».